Юрий Корчевский - Диверсант [HL]
Он упал сверху в окоп и сразу же, с лёта вонзил штык в спину второго номера. Он был ближе и был более опасен, поскольку стоял боком к пулемету, и руки его были свободны.
Первый номер был занят пулемётом, стоял к Саше спиной и момент убийства второго номера сразу не осознал. Он отпустил рукоятку пулемёта, дёрнулся рукой к пистолетной кобуре — а уж поздно. В сердце вошло холодное жало штыка. Не зря в свое время в спецназе Саша долго тренировался бить автоматным штыком — прямым и обратным хватом. Правда, штык на АК-47 покороче винтовочного будет, и работать им удобнее. Но ведь получилось же! Как будто и не было мирных лет…
Оба номера расчёта осели на дне окопа. Теперь нельзя терять ни минуты.
Саша выждал, пока хлопнет ракетница, выбрался из окопа и быстро пополз в направлении советских окопов. Выручило то, что ракетчики пускали ракеты вперёд, стараясь, чтобы была видна «нейтралка». Немецкие позиции при этом оставались в темноте.
В один момент, когда очередная ракета погасла, Саша вскочил и даже успел бегом преодолеть с полсотни метров. Когда раздался выстрел ракетницы, он упал и пополз. И дальше — только ползком. Когда ракета светила ярко, он замирал на месте; когда гасла, активно работал локтями и коленями.
Наконец ракеты с их предательским светом остались позади, но Саша не поднимался. Пулемётчики периодически постреливали, и ему не хотелось попасть под шальную пулю. Локти уже саднило.
Да сколько же будет тянуться «нейтралка»? Километр? Полтора?
Пахнуло махорочным дымком. Впереди точно наши! Немецкие сигареты имеют другой запах, дым у них лёгкий, а от нашей махорки першит в горле.
— Эй! — тихонько окликнул Саша. Вваливаться в незнакомый окоп или траншею без предупреждения он не хотел. С перепуга дадут очередь в живот, и поминай как звали.
Тишина.
— Эй, товарищи! Не стреляйте, я свой!
Было слышно, как забубнили два голоса.
— Ползи сюда, мы стрелять не будем. Только руки подними!
— Как же я их подниму? Мне же ползти надо!
— Ну ползи.
Саша прополз ещё полсотни метров и свалился в большую воронку, где сидели в дозоре двое красноармейцев.
— Оружие сними!
Саша положил на землю автомат, револьвер, взялся за ножны, но они оказались пустыми.
— Ты кто такой?
— Сержант Савельев, из окружения выхожу.
— Да сколько же вас? Почти каждую ночь кто-нибудь выходит. Сиди пока здесь, смена придёт — к командиру тебя отведём.
Саша откинулся на стенку воронки. И снова повезло — он прошёл линию фронта и остался живым. Не заметил, как уснул — расслабился в относительной безопасности. Всё же среди своих.
Проснулся Александр от толчка.
— Эй, окруженец! Хорош дрыхнуть, тут тебе не санаторий! Смена пришла, ползи за нами.
Один из бойцов пополз впереди, за ним — Саша. Второй, забрав его оружие, полз сзади и чертыхался. Конечно, своя винтовка да Сашино оружие — попробуй, поползи!
Они добрались до траншеи, перевалились через край и пошли вправо.
— Сиди тут! — бросил старший. — А ты глаз с него не спускай! — наказал он второму.
Вернулся старший скоро, сплюнул в сердцах.
— Свалился ты на нашу голову! К особисту командир приказал тебя отвести. Кабы не ты, сейчас бы уже спать легли. Идём!
Петляли по темноте мимо позиций артиллеристов, потом в ложбину спустились, и километра через полтора подошли к землянке.
— Стоять.
Старший картинно покашлял у плащ-палатки, которая висела вместо двери.
— Ефрейтор Сольнев. Вот, наш лейтенант приказал доставить к вам окруженца. Он на нас вышел, когда мы в дозоре сидели.
Что ответил особист, Саше слышно не было, но ефрейтор Сашино оружие занёс в землянку. До Саши донёсся тихий разговор, из которого он не понял ничего.
— Сиди тут, утром с тобой разберутся.
Оба красноармейца ушли. Ничего себе порядочки! А если он убежит? Или ещё того хуже — особиста прибьёт?
Едва занялся рассвет, из-за брезента высунулась голова.
— Ты окруженец?
Саша вскочил.
— Я! Сержант Савельев.
— Зайди.
Вся землянка — два на два метра, низкая, темечком бревенчатый потолок задеть можно. На снарядном ящике едва теплится масляная плошка. На другом ящике сидит лейтенант. Ворот гимнастёрки расстёгнут, без ремня, волосы после сна всклокочены.
— Документы какие-нибудь есть у тебя?
Саша достал документы и передал их особисту.
Тот пролистал их почти мгновенно и бросил на снарядный ящик.
— Почему в штатском?
— Обмундирование почти сгорело при бомбёжке. А эту одежду в деревне выпросил.
— Это откуда же ты идёшь?
— Из-под Пинска.
— Далековато! — присвистнул особист. Он задал ещё Саше несколько вопросов — где скрывался, как прибился к сорок четвёртому стрелковому, где полк. Потом закурил, выпустил облако дыма.
— На труса и паникёра, на агента немецкого ты не похож. Да приказ есть: кто вышел в одиночку, не в составе своего подразделения, отправлять в сборный лагерь, на фильтрацию.
Особист пожал плечами:
— Потому подожди у входа.
Саша сидел часа два, пока не появился боец — явно из комендантского взвода. Этих служак сразу можно узнать. Не в ботинках с обмотками, а в сапогах. И ремень не солдатский, брезентовый, а командирский, кожаный.
Он зашёл в землянку и вышел с пакетом в руках.
— Ты окруженец? Пошли. Только ни шагу в сторону — стрелять буду.
Боец демонстративно поправил на плече ремень карабина.
— Руки назад! Шагай!
Саша сложил кисти рук за спиной и пошёл. Что-то уж больно на «зека» похож, по меньшей мере. Встречные поглядывали на них с любопытством, а конвоир при встрече с посторонними демонстративно покрикивал:
— Живее давай! — Власть свою показать хотел. Саша таких уже встречал — ничтожество.
Часа через два они дошли до фильтрационного лагеря. Чистое поле, обнесённое колючей проволокой. «Лучше бы её на передовую отправили — для заграждений от настоящего врага», — покосился на проволоку Саша.
Внутри периметра находилось сотни полторы людей в гражданской одежде и в форме всех родов войск. На двух противоположных углах лагеря — вышки с часовыми. У ворот, справа от них — длинный барак. Туда конвоир и повёл Сашу.
— Лицом к стене, стоять!
Сам же, постучав, вошёл в комнату, а выйдя, приказал:
— Заходи!
Саша вошёл, представился:
— Сержант Савельев.
Сидевший за столом младший лейтенант заорал:
— Какой ты сержант, где твоя форма? Ты арестованный!
— В чём моя вина, за что арестовали?
— Вопросы здесь задаю я! И дышать ты будешь через раз и только с моего разрешения!
Саша молчал. Похоже, он попал в неприятную историю.
Особист закурил и пустил струю дыма в лицо Саше.
— Лучше сразу сознавайся, кем и когда завербован и с каким заданием шёл в нашу армию?
— Меня никто не вербовал, я к вам с боем прорывался.
— Так рвался вернуться, что форму бросил? Ты ещё пожалеешь об этом!
О чём он должен пожалеть, Саша не понял.
Допрос шёл часа два. Вопросы, однообразные и тупые, повторялись с вариациями. Саша или вообще молчал или всё отрицал.
Лейтенант стукнул кулаком в стенку. Вошёл рядовой. На воротнике — петлицы василькового цвета. Тоже из энкавэдэшников.
— В лагерь его, попозже ещё допросим.
Сашу отвели за колючую проволоку.
Люди сидели на земле, ходили. Лица у всех были хмурые. Особо радоваться было нечему. Каждый переживал — как-то оно всё повернётся? Ведь вчера за периметром расстреляли двух красноармейцев, заподозренных в трусости и оставлении поля боя.
Саша уселся на землю. Хорошо хоть, что тепло и дождя нет, иначе укрыться было бы негде.
Лежавший по соседству боец в поношенном изодранном реглане спросил:
— Браток, закурить не найдётся?
— Извини, не курю.
— Тебе повезло. Есть охота, но голод терпеть можно, а вот курить хочется — сил нет терпеть.
— А что, здесь, в лагере не кормят, что ли?
— Я тут второй день. Воду дают, а со жратвой туго.
— Ну и порядки у них! — усмехнулся Саша. — Меня Александром звать, — он протянул красноармейцу руку.
— Меня Антоном, — красноармеец, оглянувшись, тихонько пожал руку Александру. — Ты как сюда угодил?
— Полк разбили ещё под Пинском. Выходил из окружения. Прибился к другому полку, так и его немцы разгромили. Удалось к своим выйти, а с передовой сюда отправили.
— Почти у всех истории одинаковы. Я летчик, меня за линией фронта сбили. Неделю к своим пробирался, и вот — на тебе, вышел, называется.
Пилот в сердцах сплюнул.
— Антон, людей быстро… — Саша замолчал, подыскивая подходящее слово.
— Фильтруют, ты хочешь сказать?
— Вроде того.
— Кому как повезёт. Хуже будет, если немцы в наступление попрут. Тогда, если не успеют всех вывезти, просто расстреляют.
